Об ученых и поэтах

Помню, меня неприятно удивила одна цитата [К.Ю. Еськов, "История Земли и жизни на ней"], где утверждалось, что наука помогла, наконец, распрощаться с «мистическим ореолом жизни». Как же, — подумал я тогда, — они хотят убить, вскрыть, препарировать всякую тайну! Вместо созерцания хирургическое вмешательство. Но тут есть искушение обвинить всякого ученого в этом желании «поверить алгеброй гармонию» и «разъять музыку, как труп». Может быть, желание убийства тайны живет не во всех ученых?

К счастью, это действительно так. И я бы даже сказал, что те научники, которые болеют этой болезнью, и не ученые в полной мере, а скорее ремесленники базаровского типа, учившиеся, как cказал поэт, «чему-нибудь и как-нибудь» и так и не выучившиеся до того, чтобы подняться от твари до созерцания Творца. Между тем, это созерцательное восхождение от твари к Творцу и есть настоящая область деятельности здравого человеческого ума.

Я был рад обнаружить впоследствии, что настоящим ученым свойственно благоговеть перед тайной мироздания. Мыслей самих ученых с мировыми именами в поддержку этого тезиса можно привести великое множество. В частности, об этом я прочел только что у Вигнера, утверждавшего о поразительной эффективности математики в описании явлений природы. По его мнению, сама эта эффективность «граничит с таинственным» и не может быть объяснена рационально.

Вероятно, это благоговение исследователя следует возвести в ранг критерия настоящего ученого. Перефразируя Гильберта Честертона, скажем, что только тот научный работник — настоящий ученый, кто еще и поэт.